Вместе и рядом: 6 домов, где нет места одиночеству

Дом-коммуна РЖСКТ

Адрес: улица Лестева, дом 19

Годы постройки: 1927–1929

Идея домов-коммун, которые должны были воспитывать нового советского человека на принципах полного обобществления быта, зародилась в первой половине 1920-х годов. Первые коммуны стали появляться в 1923–1924 годах: люди просто селились вместе в пустующих квартирах и домах. Но коммуна — это не коммуналка: в ней совместное проживание людей не вынуждено, а продиктовано идеологическими соображениями. Коммунары объединяли свои доходы, а в некоторых случаях делили и личные вещи — одежду, например.

Первый специально выстроенный дом-коммуна появился в 1929 году на Шаболовке — недалеко от Шуховской башни, на улице Лестева (тогда это были Хавский и Хавско-Шаболовский переулки). Он назывался Домом-коммуной рабочего жилищно-строительного кооператива (РЖСКТ) «1-е Замоскворецкое объединение».

Архитектор Георгий Вольфензон спроектировал этот дом так, чтобы он составлял ансамбль с башней, — казалось, она как бы вырастала из него. В первые годы после постройки дом подвергался критике архитекторов: его ругали за недостаточную революционность и экспериментальность, потому что в нем были не только коммуны — длинные коридоры с нанизанными на них комнатами-спальнями на 9–12 человек и общими санузлами и душевыми, — но и отдельные трехкомнатные квартиры.

В середине дома был расположен коммунальный блок — столовая с фабрикой-кухней, клуб с театральным залом, помещения для кружков, библиотека, спортивные секции. На крыше была площадка для солярия, душевые и летний кинотеатр. Обо всем этом с большим теплом вспоминают старые жильцы дома. И обязательно добавляют, что главным развлечением здешних детей было пробежать от одного крыла до другого, не спускаясь на первый этаж, используя коридоры, длинные ленточные балконы, общественный блок и так далее.

Жители дома стали живыми экспонатами: так как это была первая коммуна, сюда часто приезжали делегации, туристы, которым демонстрировали новый быт в действии. Все жильцы должны были подписать согласие с правилами проживания, среди которых был, в частности, запрет на ввоз старой мебели и предметов старого быта вроде икон и принятие пищи в доме где-либо, кроме столовой. Они также все были обязаны отдать детей в ясли и детский сад, находящиеся тут же, и ликвидировать неграмотность в течение одного года — 1930-го.

По этим законам дом просуществовал какое-то время, в 1950-е годы часть, где располагалась коммуна, была расселена, и ее заняло Министерство лесного хозяйства. Сегодня в квартирной части дома до сих пор живут люди, а общественная часть занята офисами.

Бытие определяет сознание

Обывателя следовало если не уничтожить, то перекроить до основания. Революционная интеллигенция, четко усвоив один из основополагающих принципов марксизма – “бытие определяет сознание”, верила в то, что путь к новому обществу и новому человеку для этого общества лежит через переустройство быта. А сильнее всего на образ мыслей человека воздействует именно его жилище, недаром Достоевский в таких подробностях описывал каморку Раскольникова и доносившуюся сквозь ее окошко вонь от петербургских каналов, служивших летом и мусоропроводом, и канализацией.

Впрочем, эта идея была высказана еще до Маркса социалистом-утопистом Шарлем Фурье, имя которого еще недавно красовалось на стоящем в Александровском саду обелиске в честь 300-летия Романовых. В придуманных им гигантских самодостаточных коммунах – фаланстерах – должны были проживать по 1500–1800 человек, объединенных единым родом занятий и общим бытом: “300 семейств поселян, соединившись в ассоциацию, имели бы один прекрасный сарай вместо 300 никуда не годных, одно хорошее заведение для выделки вина, вместо 300 плохих”. “Одно хорошее заведение для выделки вина” – это завод.

И когда Маркс, а следом за ним и Ленин говорили о коммунистическом обществе, основанном на рациональных и научно обоснованных началах, они имели в виду то же самое. “Государство – завод”, где все институты организованы наподобие цехов, производящих определенного рода продукцию в едином цикле. Никакого другого идеала у людей, на глазах которых железная дорога и пароход убили пространство, а вещи стали изготовлять на конвейере миллионами штук, не было, да и быть не могло.

Попытки организовать фурьеристские коммуны предпринимались неоднократно, но всякий раз проваливались в течение 10–15 лет. Впрочем, одна из них существует и до сих пор – знаменитый парижский “Улей”, где держат мастерские и выставляются художники. Богема оказалась более восприимчивой к социальным экспериментам.

Было бы совершенно несправедливым считать, что основателями первых жилищных коммун советской России двигало исключительно желание воплотить теории Фурье в жизнь. Напротив, люди селились вместе (или их селили насильственно) по сугубо практическим соображениям.

Революции и войне сопутствовала разруха, которая не могла не отразиться на коммунальном хозяйстве больших городов. На обслуживание и ремонт канализации, водоснабжения и отопления не хватало ресурсов и рабочих рук. И знаменитые уплотнения времен повальной муниципализации жилья позволяли решить эту проблему путем сокращения обслуживаемых площадей.

Если в шестикомнатную профессорскую квартиру вселить еще четыре пролетарские семьи из дешевых ночлежек и подвалов и туда же направить высвободившийся уголь и дрова, то в этой квартире уже никто не замерзнет, а при случае новые жильцы еще и поделятся с хозяином своим пайком. Может быть, жить вместе и неудобно, но выживать уж точно проще.

“РЖСКТ “1-е Замоскворецкое объединение” (Г. Вольфензон, С. Айзикович, 1929) – ул. Лестева, 18

Этот дом принято считать самым первым домом-коммуной, построенным в СССР. Главной его изюминкой является расположение в сочетании с планировкой корпусов: дом построен в форме расходящейся буквы П и по линии осевой симметрии ориентирован на стоящую за ним Шуховскую радиобашню, так что его корпуса выглядят как расходящиеся от нее лучи. Две вертикальные линии дома образованы жилыми корпусами на 230 ячеек и отходящими от них флигелями на 40 квартир с обычной планировкой. Перемычку между ними создает бытовой блок с непременным солярием на крыше, спортзалом, клубом, залом для собраний и детским садом. Внутри комплекса располагался глубокий двор-курдонер со спортплощадкой и бассейном-фонтаном, выходивший некогда прямо в зеленую зону Хавско-Шаболовского поселка. Сегодня дом находится в удовлетворительном состоянии, но все помещения бытового корпуса еще в 50-х были отданы под жилье с соответствующей перепланировкой.

Фото: oldmos.ru

Примечания

1. Репин И. Е. Далёкое близкое / под ред. и со вступ ст. К. Чуковского. — 4-е изд. — М.: Искусство, 1953. — С. 176–177. — 520 с.
2. Водовозова Е. Н. На заре жизни: Воспоминания. В 2 т. / Подгот. текста, вступ. стат. и примеч. Э. С. Виленской и Л. И. Ройтберг. — М.: Худ. лит., 1964. — Т. II. — С. 490. — (Серия литературных мемуаров).
3. Ковалевская С. В. Воспоминания. Повести / Ред. Кочина П. Я. — М.: Наука, 1974. — С. 58. — 559 с.
4. Свешников Н. И. Воспоминания пропащего человека. — М.–Л.: Academia, 1930. — С. 159–160. — 526 с.
5. ↑ Измозик В. С., Лебина Н. Б. Петербург советский: «новый человек» в старом пространстве. 1920–1930-е годы. (Социально-архитектурное микроисторическое исследование). — СПб.: Крига, 2010. — С. 137–138. — 248 с. — ISBN 978-5-901805-46-6.
6. Рождественский Вс. Страницы жизни: Дом искусств // Тимина С. И. Культурный Петербург: ДИСК. 1920-е гг. — СПб.: Logos, 2001. — С. 419. — 453 с. — (Знаменитые петербуржцы о городе и людях). — ISBN 5-87288-219-X.
7. Ротиков К. И. Другой Петербург. — СПб.: Лига Плюс, 1998. — С. 250. — 576 с. — ISBN 5-88663-009-0.
8. Товарищ комсомол. Документы съездов, конференций и ЦК ВЛКСМ. 1918–1968: В 3 т. — М.: Молодая гвардия, 1969. — Т. I. — С. 34.
9. ↑ Измозик В. С., Лебина Н. Б. Петербург советский: «новый человек» в старом пространстве. 1920–1930-е годы. (Социально-архитектурное микроисторическое исследование). — СПб.: Крига, 2010. — С. 145. — 248 с. — ISBN 978-5-901805-46-6.
10. Панова В. Ф. О моей жизни, книгах и читателях. — Л.: Сов. писатель, 1980. — С. 88. — 272 с.
11. ↑ Измозик В. С., Лебина Н. Б. Петербург советский: «новый человек» в старом пространстве. 1920–1930-е годы. (Социально-архитектурное микроисторическое исследование). — СПб.: Крига, 2010. — С. 150. — 248 с. — ISBN 978-5-901805-46-6.
12. XVII съезд Всесоюзной Коммунистической партии (б.), 26 января -— 10 февраля 1934 г.: Стенографический отчёт. — М.: Партиздат, 1934. — С. 30. — 716 с.
13. Берггольц О. Ф. Дневные звёзды. — Л.: Сов. писатель, 1959. — С. 69–71.
14. Измозик В. С., Лебина Н. Б. Петербург советский: «новый человек» в старом пространстве. 1920–1930-е годы. (Социально-архитектурное микроисторическое исследование). — СПб.: Крига, 2010. — С. 147. — 248 с. — ISBN 978-5-901805-46-6.
15. Люди Сталинградского тракторного / сост.: Я. Ильин, Б. Галин; отв. ред. Л. Мехлис; ред кол.: Л. Мехлис, Б. Таль, Я. Ильин . — 2-е испр. и доп. изд. — М.: ОГИЗ, Гос. изд-во «История завода», 1934. — С. 144. — 495 с.
16. Милютин Н. А. Соцгород. Проблемы строительства социалистических городов: Основные вопросы рациональной планировки и строительства населенных пунктов СССР. — М.–Л.: Гос. изд-во РСФСР, 1930. — С. 82.
17.  (недоступная ссылка). Дата обращения 24 февраля 2017.

Архитектура

Дом-коммуна «Изотерма» выполнен в стиле конструктивизм и отличается скудным декором, а также необычным использованием свободного пространства. Основной корпус выстроен вдоль Рождественки, со стороны переулка под острым углом к нему примыкает второе крыло. Скошенный угол строения подчёркнут эркером, который является композиционным центром ансамбля. Он нависает над первым этажом без дополнительных опор. Широкие окна этой части здания повторяют геометрию дома, что визуально облегчает несущую конструкцию. Корпус со стороны переулка интересен планировкой балконов. Они выделяют дальний угол фасада и связаны подпоркой, обрывающейся в нижней части. По мнению искусствоведов, отсутствие дополнительных опор эркера и балконов обусловлено использованием новых для того времени особопрочных материалов, что характерно для стиля конструктивизм. Ритм окон подчёркивает горизонтальное направление движения. Только лестничные клетки оборудованы вертикальным ленточным освещением.

Особенности Дома-коммуны на улице Орджоникидзе

Общежитие строилось в попытках механизировать человеческий быт. Проектировщики старались создать студентам такие условия проживания, при которых не относящиеся к учебе процессы были бы регламентированы строгим расписанием и проходили словно лента конвейера. В техническом задании на строительство значилось, что дом должен напоминать машину для жилья.

Архитекторы решили эту задачу, разделив корпуса по функциональному назначению. Всего было три блока: самый крупный – спальный корпус с 1008 комнатами, к нему примыкал санитарный, который соединял спальни и общественный (учебный) блок. В последнем располагались комнаты для занятий, спортзал, ясли, столовые и так далее.

Вот как описывал типичное расписание студента сам автор проекта: в шесть часов утра – сигнал к подъему во всех спальных кабинах. После пятиминутной разминки – переход в санитарный блок, где у студента есть 10 минут на умывание, пять на душ и еще пять на то, чтобы одеться. Затем – в столовую в общественном блоке. После завтрака студент ориентируется на свое расписание занятий и кружков. Вечером звучит сигнал, созывающий всех жильцов на прогулку. Вернувшись с улицы, студенты снова из общественного блока, где располагался единственный вход в здание, двигаются в спальный корпус. На пути уже в обратном порядке – раздевалки и души. В 22 часа гаснет свет и в комнату начинает поступать озонированный воздух. Обязательная продолжительность здорового сна – восемь часов.

Ар-деко для советских рабочих

Самый высокий дом международного стиля в Москве

Палитра советской довоенной архитектуры была гораздо богаче, чем традиционные представления о ней в духе оппозиции «авангард—неоклассика». Особенно громко звучало в те годы противостояние конструктивистов и рационалистов — архитекторов бригады АСНОВА (Ассоциации новых архитекторов). Если конструктивисты, близкие идеям европейских функционалистов и особенно Ле Корбюзье, во главу угла ставили функциональные задачи каждого проекта, из анализа которых вырастали планы, структура, социальная программа, экономика и, соответственно, выбор строительных материалов, то рационалистов интересовали совсем другие темы, касавшиеся скорее градостроительных вопросов и формообразования. Владимир Кринский, Николай Ладовский, Виктор Балихин, Николай Докучаев — лидеры АСНОВА — были заняты выявлением законов рационального (незатратного, экономного для психики и зрения) восприятия архитектурной формы, организации «тел» в пространстве, исходя из особенностей психологии человека.

Руководитель Обрабстроя Рухлядев был одним из учредителей АСНОВА. Приглашенный им для проектирования дома Обрабстроя архитектор Василий Кильдишев был, судя по всему, близок кругу АСНОВА: Виктор Балихин был его однокурсником. В своем проекте в Басманном тупике Кильдишев решал именно пластические, пространственные задачи. Архитектора волновали постановка дома на рельефе, восприятие его в ракурсе и при движении.

Дореволюционные «фаланстеры»

Идея социалистов-утопистов о создании «нового массового человека» привела их, и прежде всего Фурье, к созданию концепции «фаланстера» — новой формы жилья, где люди смогли бы приучиться к коллективизму, освободились бы от тягот домашнего труда, семейных уз и всего мелкого и частного.

В России идея «фаланстера» приобрела особую популярность после выхода романа Н. Г. Чернышевского «Что делать?», главная героиня которого Вера Павловна в своём четвёртом сне видит обитателей фаланстера.

Среди поддержавших эту идею и попытавшихся воплотить её в жизнь были молодые художники во главе с И. Н. Крамским, снявшие сообща квартиру вначале на 17-й линии Васильевского острова, а затем на Вознесенском проспекте в Санкт-Петербурге:

В 1863 году на Знаменской улице в Петербурге вдохновлённый идеями Фурье литератор В. А. Слепцов организовал так называемую Знаменскую коммуну, просуществовавшую недолго, поскольку, по признанию одной из её обитательниц, «…женщины того времени обнаруживали отвращение к хозяйству и простому труду, перед которым они в теории преклонялись». В глубинке коммуной стали пугать мамаш:

Ещё ужаснее в глазах современников выглядел фаланстер в Эртелевом переулке:

К концу XIX века стало ясно, что освобождать человека от бытовых обязанностей можно иначе — развернув сферу услуг (прачечных, общепита и т. д.).

Проект здания

Дом-коммуна на улице Орджоникидзе — одна из наиболее известных работ Ивана Николаева. В проекте здания, предназначенного для общежития Текстильного института, была воплощена идея дома-коммуны, предполагавшая полное обобществление быта. Проект студенческого дома-коммуны на 2000 мест был заказан Николаеву Текстильстроем (позднее преобразованном в Стальстрой) зимой 1928—1929 годов; перед автором стояла задача создания «дома — машины для жилья». В соответствии с заданием на проектирование, разработанным московским бюро Пролетстуда и дополненным Главтузом и Текстильстроем, «норма сна для одного студента» составила 3 м2, а «спальные кабины проектируются на два человека». В «Общих требованиях» программы была сформулирована концепция структуры комплекса:

Одновременно с общежитием Текстильного института Текстильстроем строилось ещё три студенческих городка, и автору проекта было предписано: по стоимости проектируемое им общежитие не должно быть больше трёх других. По мнению самого Николаева, одной из основных проблем при проектировании был указанный в задании малый объем спальных кабин (50 м3), не удовлетворявший санитарным нормам того времени; для возможности уменьшения объема помещения архитектор предложил усилить воздухообмен в помещениях. С этой целью Николаев запроектировал специальные вентиляционные камеры над лестничными клетками, предназначенные для многократной смены воздуха. В первом варианте проекта спальные кабины было предложено сделать в центральной части здания. Так как помещения предназначались только для сна, в них не было окон. Кроме того, в спальном корпусе не были запроектированы санузлы: они разместились в соседнем санитарном корпусе. Николаев предложил разместить в кабинах двухъярусные кровати, поэтому комнаты при малой площади (4 м2) должны были иметь сравнительно большую высоту — 3,2 м. В окончательном варианте спальные кабины были всё же перемещены к наружным стенам здания; ряды кабин разделил проходящий по центральной части здания коридор. Размеры комнат были увеличены относительно первоначальных: в итоговом варианте проекта их площадь составляла уже 2,7 на 2,3 м, что позволило разместить кровати на одном уровне.

В плане здание, состоящее из трёх корпусов, напоминает самолёт. Главный — спальный — корпус представляет собой длинный восьмиэтажный объём в форме параллелепипеда с прямоугольными выступами в торцах. Низким санитарным корпусом главное здание соединено с трёхэтажным общественным корпусом, через который осуществляется вход в здание. В общественном корпусе размещалась столовая, спортивный зал на 1000 человек, читальный зал на 150 мест с книгохранилищем, детские ясли, прачечные, медпункт, душевые, комнаты для кружков и кабины для индивидуальных занятий. Выходящие на север шедовые световые фонари, характерные скорее для промышленной архитектуры, создают в общественном корпусе равномерное освещение. В оформлении корпусов широко применены приёмы конструктивизма: горизонтальные окна, козырьки, плоская кровля.

Функциональная схема здания была ориентирована на создание жёсткого распорядка дня жильцов: утром студент просыпается в двухместной спальной кабине, вмещающей только кровати и табуретки (всего таких кабин было 1008) — и направляется в санитарный корпус, где проходит как по конвейеру последовательно душевые, помещения для зарядки, раздевалки. Из санитарного корпуса учащийся по лестнице или пандусу спускается в низкий общественный корпус и входит в столовую, после чего отправляется в институт или же в другие помещения корпуса. Вечером студент возвращается в спальный корпус, где оставляет вещи в гардеробной и в нижнем белье проходит в спальную кабину. В течение ночи спальная кабина вентилируется с применением озонирования воздуха, «не исключена возможность усыпляющих добавок».

История[править | править код]

Строительство здания велось два года, с 1929 по 1930. Спальный корпус решено было построить на стальном каркасе. Одна из инспекций в ходе строительства, заметив большое количество стальных балок, заявила о нерациональном использовании «стратегических материалов», и вскоре в «Правде» вышел фельетон Михаила Кольцова, обличавший архитектора Ивана Николаева и начальника стройки. После выхода фельетона Николаев несколько месяцев ожидал ареста.

В 1931 году здание было введено в эксплуатацию. Уже вскоре после открытия общежития строгое следование концепции «машины для жилья» было нарушено; так, спальные кабины использовались студентами не только для сна, но также для отдыха и хранения личных вещей. Однако благодаря развитой системе общественных помещений в первые годы после постройки режим функционирования кабин был близок к первоначальному замыслу.

До 1960-х годов здание сохраняло первоначальную планировку и являлось одним из наиболее полных воплощений архитектуры социального эксперимента. В 1968 году дом-коммуну реконструировали под общежитие Института стали и сплавов: был перестроен первый этаж, а комнаты увеличены за счёт части коридоров. Реконструкция осуществлялась по проекту архитектора Якова Белопольского при участии Ивана Николаева. К концу 1980-х годов здание находилось в плохом техническом состоянии, в 1996 году общежитие было расселено. В конце 1990-х годов в спальном корпусе был произведён демонтаж перекрытий.

Долгое время здание пустовало, часть его находилась в аварийном состоянии. 17 октября 2010 года в спальном корпусе произошёл пожар, охвативший площадь в 2 тыс. м2. В результате памятник сильно пострадал; произошло обрушение участка кровли площадью 1 тыс. м2.

Даниловский универмаг

Адрес: улица Люсиновская, дом 70

Годы строительства: 1929–1934

Все новые районы, которые чаще всего в 1920-е годы возникали на окраинах старой Москвы, рядом с Окружной железной дорогой и заводами, включали не только жилье, но и инфраструктуру — школы, детские сады, фабрики-кухни, клубы и универмаги. Даниловский универмаг должен был стать частью программы, в рамках которой по всей Москве были построены новые торговые учреждения Мосторга — на Красной Пресне, «Сотый» и другие.

Даниловский Мосторг должен был появиться рядом с Даниловским рынком. Для его строительства был приглашен инженер Александр Болдырев, который параллельно с проектированием здания занимался первыми ранними проектами станций Московского метрополитена. Здание Даниловского универмага должно было быть очень большим — занимать целый квартал между Мытной и Люсиновской улицами. Но денег не хватило, как это часто бывает, и в итоге начали строить половину здания, углом выходящего на Даниловский рынок. А потом работы заморозились: под фундаментом обнаружили грунтовые воды, пропитанные химикатами, — на этом месте долгое время был лакокрасочный завод.

Несколько лет универмаг стоял недостроенным, пока за него не взялся архитектор Георгий Олтаржевский, младший брат Вячеслава Олтаржевского — автора проекта Всесоюзной сельскохозяйственной выставки (ныне — ВДНХ), здания Киевского вокзала и некоторых московских высоток. Георгий Олтаржевский был известен в дореволюционной России по работе над доходными домами. Как нам удалось выяснить у его семьи, после революции он успел поработать Париже, где, судя по всему, перенял стиль ар-деко. Вернувшись в Советский Союз во второй половине 1920-х и будучи привлеченным к строительству Даниловского универмага, он придал ему эту модную в Европе эстетику. Так у изначально конструктивистского здания появились изящные детали, рамки, облицовка дорогими породами камня и довольно изящные элементы интерьера.

Даниловский универмаг открылся в 1936 году

Он являл собой совершенно новый тип торгового учреждения, где большое внимание было уделено не только покупателям, но и сотрудникам: им был отведен целый этаж: там работал буфет и были комнаты отдыха. Универмаг пользовался большой популярностью у жителей района и не только — сюда ездили за покупками со всей Москвы

Конец эпохи домов-коммун

Закат эпохи домов-коммун практически совпал с ее началом. Уже в мае 1930 года вышло постановление ЦК ВКП(б) “О работе по перестройке быта”, в котором попытки конструктивистов обобществить все и вся были названы “крайне необоснованными, полуфантастическими, а потому чрезвычайно вредными”. Затем по ним катком прошелся XVII съезд, в постановлениях которого коммунам давалась уничижительная характеристика – “уравниловско-мальчишеские упражнения левых головотяпов”, на чем все и закончилось.

Некоторые идеи, впрочем, сохранились и легли в основу элитных жилых комплексов для начальства, как, например, придание дому собственной закрытой бытовой инфраструктуры. Так что знаменитый Дом на набережной – это тоже коммуна, просто в VIP-исполнении. Архитекторам порекомендовали вернуться к строительству прежних индивидуальных квартир, а строили по-прежнему медленно и дорого, так что большинству населения вместо коммун пришлось ютиться в коммуналках, где быт был обобществлен по определению. Как пел Высоцкий, “на 38 комнаток всего одна уборная”.

Но до конца идея дома-коммуны так и не умерла. К ней попытались вернуться еще один раз, но уже в совершенно иную эпоху и на другом уровне строительства.

Фото: oldmos.ru

Список источников

• www.m24.ru
• www.wikizero.com
• www.mos.ru
• wiki2.org
• wiki.bio
• daily.afisha.ru
• wikiredia.ru